Глупая Гриффиндорка, теперь ей не поможет ничто, Поттер и Уизли не смогут ее уберечь. Она будет страдать за то, что грязной крови, за то, что стремится быть лучше, за то, что она такая невинная и чистая, за то, что она на стороне добра. Я сломлю ее, она станет пылью у меня под ногами, жалкой тенью себя прежней. Она будет унижена и проклята всеми, и я стану тому причиной, я кину ее в эту грязь, но сначала… сначала она будет моей…

В темных сырых подземельях резко сел на постели семнадцатилетний парень, светлые пряди волос упали на обнаженные плечи, сердце громко стучало в груди. Дрожащей рукой он провел по покрытому холодным потом лбу.
Постепенно дрожь в теле начала стихать, Слизеринец медленно встал с кровати и тихо прошел в ванную комнату. Стоило двери открыться, как пара свечей вспыхнула тусклым пламенем, достаточным, чтобы рассеять густую тьму.
Пройдя к высокому зеркалу, юноша посмотрел на свое отражение. Обычно серые глаза горели темным пламенем, светлые волосы слегка взлохмачены — ничего, утром этот недостаток будет устранен; бледная кожа отдает золотом в тусклом свете свечей. Взгляд перебежал к предплечью, где должна была находиться Темная Метка, но ее не было — единственное, что действительно радовало стоящего перед зеркалом: он сумел избежать Посвящения… Не важно какой ценой, главное — эта бледная кожа не будет обезображена уродливым символом Мрака. Ему не смогли обрезать крылья, как случилось с остальными. Он один из немногих, кто смог выжить в бесчеловечном обществе темных магов... Но последствия были, и они очевидны.
Поднятая навстречу своему отражению ладонь коснулась прохладной поверхности зеркала. Как приятно ощущать эту прохладу, когда понимаешь, что каждый день горишь в муках Ада, и лишь иногда появляется возможность выбраться оттуда.
Странные мысли приходят во сне, но истина в них непоколебима, так пусть же он будет следовать своим затаенным желаниям.
Легкое заклинание, не требующее помощи волшебной палочки — и по гладкой поверхности зеркала бегут тонкие трещины. Еще секунда и отражение разбивается, тысячью осколков опадая к ногам Слизеринца. Он поднимает один осколок и проводит острым концом по запястью, которое тут же обагряется кровью, несколько капель падают в отражение — на разбитые осколки зеркала.
Боль запоздало пронзает тело, но быстро спадает, заменяясь легкой пульсацией. Да, так нужно, слова произнесены еще во сне, теперь они закреплены кровью… она будет страдать.
Он возвращается в комнату.
— Драко, что это было? — в голосе девушки, лежащей на широкой кровати, слышится беспокойство. — Меня разбудил звон стекла.
— Раз ты проснулась, значит так нужно, — парень садится на кровать. — Иди сюда.
— Спать…
— Я хочу тебя, сейчас, — пресекая все возражения, он притягивает беспомощную девушку к себе, легко касаясь ее губ.
— Ты же знаешь, я не могу отказать тебе ни в чем, — слабый стон срывается с приоткрытых губ любовницы, она тянет его за собой.
Тихое шуршание простыни, тела сплетаются в жгучем танце Ада, губы требовательно ищут друг друга в темноте.
— Я знаю, — шепчет он напоследок, перед тем как полностью отдаться огню страсти. Запястье все еще продолжает саднить, но это не помеха. — Я знаю, никто не может… и не сможет.

Утро застало Гермиону в мрачном расположении духа. Всю ночь кошмарно болела голова, и девушка не смогла спокойно поспать. Непонятное беспокойство снедало изнутри. Приподнявшись на кровати, Гермиона тут же легла обратно — головокружение только усилилось с этой неудачной попыткой. Слабо застонав, она закрыла глаза, подождав, пока головокружение утихнет.
Вторая попытка далась легче, и Гриффиндорка все-таки села на кровати.
— Я больна, — раздался разочарованный стон, который тут же стих.
Спустившись с постели, девушка нетвердой походкой направилась к зеркалу, в теле была непередаваемая слабость — хоть умирай. Взглянув на свое отражение, которое только подтвердило ранее оглашенный диагноз, Гермиона направилась в ванную, из которой вышла через пять минут. Она подошла к шкафу, принявшись неторопливо одеваться.
Может это только минутная слабость? Скоро все прекратится, и ей не придется идти в больничное крыло. Да, наверное.
Надев юбку чуть выше колен из дорогого материала, и симпатичную блузку — подарок матери на прошедший в сентябре день рождения, девушка накинула на себя черную мантию — обычная форма в Хогвартсе. Причесав свои густые каштановые волосы, Гермиона стянула их заколкой, чтобы не мешали. Вот так-то лучше.
Кинув на отражение еще один взгляд, она вышла из комнаты. Гарри и Рон уже сидели в гостиной, что-то обсуждая. Увидев спускавшуюся к ним подругу, они обеспокоенно переглянулись.
— Не хочу казаться нетактичным, — произнес Гарри, — но ты выглядишь кошмарно, случайно не заболела?
Гермиона выжала из себя слабую улыбку.
— Легкое недомогание, к обеду пройдет. Идем на завтрак.
Парни еще раз переглянулись, но затем, пожав плечами, пошли за девушкой. А вот и Большой зал, родной Гриффиндорский стол.
— …и они разбежались во все стороны под ужасные крики банши, — закончил говорить Дин Томас.
За столом рассмеялось несколько человек, остальные продолжили вяло ковыряться в завтраке, не обратив на слова парня никакого внимания. Утро — не совсем то время суток, когда хочется смеяться, сознание еще спит, и все видится как в замедленной съемке.
Сев на свое обычное место, Гермиона с отвращением взглянула на завтрак. Нет, так не пойдет, лучше выпить только теплого чая.
— Гермиона, передай, пожалуйста, соль, — раздался чей-то голос, она не обратила внимания. — Гермиона, ты что, спишь?
— А? — усталый взгляд девушки поднялся на говорящего, которым оказалась Джинни Уизли. — Извини, Джинн, я не расслышала, что ты сказала.
— Да что с тобой? — обычно активная староста Гриффиндора сегодня была пассивнее некуда. — Ты случаем не заболела, я слышала, сейчас какая-то болезнь по школе гуляет.
— Нет, со мной все в порядке, — отрицательно замотала головой Гермиона, пальцы крепко вцепились в кружку с чаем. — Я здорова, легкое недомогание. К обеду станет легче.
Отвлекшиеся на секунду, чтобы послушать разговор девушек, Гарри и Рон вернулись к еде, изредка обеспокоено поглядывая на лучшую подругу.
К обеду легче не стало. Наоборот, Гермиона была буквально никакая. От еды становилось плохо, даже от запахов, витавших в Большом зале, к горлу подкатывалась тошнота. Джинни, обеспокоенная здоровьем подруги, поднесла руку ко лбу Гриффиндорки.
— Да ты вся горишь! — воскликнула она. — Нам надо немедленно в больничное крыло.
— Но сейчас зелья, — вяло сопротивлялась Гермиона, когда Гарри и Рон, взяв ее под руки, потащили к мадам Помфри.
— Подумаешь, вычтет несколько баллов, — пробормотал Гарри. — Лучше узнаем, что с тобой происходит, это определенно не просто грипп.
Девушка больше не сопротивлялась, бросив это бесполезное, а главное, неблагодарное дело.
Одного взгляда медсестры хватило, чтобы понять причину слабости старосты.
— Идите на уроки, — шикнула она на парней, одновременно помогая Гермионе усесться на кушетку.
— Но…
— Быстро!
— Что с ней? — Гарри не сдвинулся с места, намереваясь узнать, что с подругой.
Мадам Помфри сердито поджала губы, так что те превратились в тонкую полоску.
— У нее корь, мистер Поттер, а теперь марш отсюда, я не хочу, чтобы и вы заразились.
Парни вышли из комнаты, оставив Гермиону наедине с медсестрой и запахами аптеки, витающими в лазарете.
— Это эпидемия, — бормотала под нос женщина, протягивая девушке зелье, — уже шестой случай за две недели, надо вызвать директора.
— Мадам, я смогу завтра пойти на уроки? — слабым голосом спросила Гриффиндорка, пробуя на вкус ужасный напиток.
— Какие уроки?! — возмутилась медсестра, — ты тут как минимум неделю пролежишь.

В лазарет вошел директор школы, сразу же подойдя к заправляющей тут всем женщине.
— Вы что-то хотели мне сказать, Поппи? — спросил он, внимательно смотря на нее своими голубыми глазами.
— Похоже, в школе эпидемия, — вздохнула медсестра. — Заболел шестой ребенок, а у меня уже закончилось зелье, я всегда его в малых количествах заказывала. Есть еще одно, но оно не так эффективно как другое, по крайней мере, сыпь не будет сильной. Универсальное зелье нам не достать, сова прилететь уже не успеет, само зелье варить долго, придется на время оставить эту девушку здесь… это еще не все: я боюсь, что некоторые дети уже заразились инфекцией, ведь инкубационный период длится девять-десять дней, а иногда и больше.
— Я далек от медицины, — перебил ее Дамблдор, — что бы вы посоветовали?
— Вот одно зелье, — женщина достала склянку со светло-зеленой жидкостью. — Пусть домовики добавят его в еду, оно защитит не заразившихся студентов от инфекции, а на тех, кто уже подвержен болезни, зелье действует специфически — цвет лица становится слегка зеленоватым, так вот этих зеленоватых и нужно ко мне в лазарет, чтобы предотвратить разрастание инфекции.
— Я отдам зелье домовикам, — забирая склянку, пообещал директор.
— И еще, я вас очень прошу, официально объявите, что заболевших посещать нельзя, по крайней мере тем, кто не болел корью в детстве, иначе все наши старания будут напрасны.
— Конечно, Поппи.

На следующее утро лазарет значительно пополнился. Подверженных инфекции оказалось двадцать три человека, у многих только начался инкубационный период, а это значило — им придется лежать тут около двадцати дней, некоторым даже больше, если так и не получится достать универсальное зелье. Дамблдор решил, что лучше всего будет выделить заболевшим несколько комнат рядом с лазаретом, огражденных защитной магией.
Повезло, что учителя не заразились инфекцией, впрочем, многие из них переболели корью в далеком детстве, сейчас она им не угрожала.
Гермиона лежала на кровати, ее не переставая пичкали зельями, пытаясь сбить температуру. Гриффиндорка была единственной, кто мучился из-за высокой температуры, остальные еще не достигли этой стадии, им муки горячки еще предстояли. Первые же пять счастливчиков, которым повезло с универсальным зельем, уже спокойно сидели в своих гостиных.
Лихорадка снедала девушку изнутри, высокая температура не спадала ни на секунду. Болезнь далась Гриффиндорской старосте очень тяжело, и именно это больше всего беспокоило медсестру.

Спустя пять дней Гермиона проснулась, почувствовав, что впервые за столько времени ее не знобит, не душит кашель, не болит горло. Слабость еще чувствовалась, но болезнь пошла на спад. Мадам Помфри почти предотвратила появление сыпи на теле девушки, так что Гермионе не пришлось с ней мучиться. Лишь в нескольких местах на коже появились отметины, но это особо не беспокоило. Еще дня три и она сможет выйти из лазарета.
Отодвинув полог, закрывающий ее от всего мира, девушка спустила босые ноги на пол, сразу же почувствовав, как холод пробирается по всему телу. Встав, она тут же схватилась за один из четырех столбиков, на которых держался полог — ноги совсем не держали, надо быть осторожнее.
Сделав несколько неуверенных шагов, Гриффиндорка вновь замерла на месте. Взгляд метнулся к кроватям — на многих лежали ученики, мечущиеся в горячке. Большинство были первокурсники и второкурсники, из старших курсов тут было всего пять человек, но это Гермиона узнала позже у медсестры, а сейчас…
— Ты почему встала с кровати?! — мадам Помфри гневно надвигалась на свою подопечную.
— Я чувствую себя лучше, — неуверенно пролепетала девушка в ответ.
Медсестра смерила ее подозрительным взглядом, и, жестом указав на кровать, принялась проверять состояние здоровья.
— Температура спала, — нехотя призналась женщина. — Еще дней пять посидишь тут, а потом сможешь возвратиться в гостиную.
— Но… — попыталась возразить Гермиона, но быстро сникла. — Можно хотя бы один учебник раздобыть?
— Тебе делать нечего? — грозно спросила медсестра, ответом был слабый, неуверенный кивок. — Прекрасно, значит, поможешь мне с больными, их с каждым днем все больше и больше, я одна не успеваю.
Поняв, что учиться ей не разрешат, девушка покорно кивнула — это лучше, чем ничего. Но как же она тосковала по своему дневнику, который стала вести с начала седьмого курса. Теперь писать в нем было привычкой, и Гермиона ощущала дискомфорт, когда понимала, что своей тетрадки ей не увидеть еще пять дней, но что поделаешь.

Гриффиндорка ходила между комнатами, помогая мечущимся в лихорадке — это давало ей возможность хоть как-то скоротать время. К обеду в комнату залетела Джинни, сопровождаемая хмурой мадам Помфри.
— Я в детстве корью болела, как раз когда ты была на первом курсе, — с разбегу заявила девушка в ответ на удивленный взгляд подруги. — Я и раньше сюда приходила, ты в бреду была, не помнишь, наверное.
— Нет, почему, я помню, — Гермиона и вправду помнила рыжий силуэт над собой, но ей и в голову не приходило, что это могла быть Джинни. — Кхм, Джинн, ты не могла бы мне прине…
— Нет, — рыжеволосая отрицательно замотала головой. — Мадам Помфри сказала, что больным не желательна лишняя нагрузка, так что ни слова об учебниках, — она на секунду замолкла. — Ты знаешь, Гарри и Рон вообще измотались, они-то корью не болели как я, их сюда ни за что не пустят.
— Передай им привет от меня, скажи, что скоро я к ним присоединюсь, — мягкая улыбка застыла на губах больной, когда она вспомнила парней — ее лучшие друзья...
Девушки сели на кровать и принялись болтать ни о чем и обо всем одновременно. Джинни рассказала, что происходит в Хогвартсе, самые последние новости. Они долго сидели так, пока не пришла мадам Помфри.
— Мисс Уизли, время посещения закончено, — раздался ее строгий голос.
Девушки поднялись с кровати.
— Я завтра приду, — пообещала напоследок сестра Рона.
Когда Джинни ушла, Гермиона оказалась в одиночестве, делать было нечего. Вскоре мадам Помфри подозвала ее к себе.
— В соседней комнате лежит парень, — произнесла она, — раньше он был в третьей комнате, там находятся те, у кого еще не поднялась температура, то есть все еще инкубационный период. Теперь у парня температура, иди, присмотри за ним.
Пожав плечами, девушка пошла в комнату, подходя к кровати в дальнем углу, она, так и не дойдя до конца, остановилась… Малфой!
Медсестре следовало сказать, кто был этот парень. Может, она это сделала нарочно, зная, что Гриффиндорка не согласится присматривать за Слизеринцем, теперь выбора нет, она согласилась.
Девушка достала микстуру, которая должна была немного сбить температуру.
— Малфой, — она слегка потормошила парня.
Он зашевелился, открыл глаза и посмотрел мутным взглядом на сидевшую рядом девушку.
— Кто… — захрипел он.
— Выпей, — Гермиона протянула ему склянку с зельем.
Видно, Слизеринец еще не соображал, раз послушно все выполнил и через секунду снова опустился на подушки.
— Спи, — прошептала девушка.
Вскоре глаза Слизеринца закрылись, а Гермиона продолжала сидеть рядом с ним. Мысли ее витали рядом с этим юношей.
Они продолжали быть врагами, хотя то, что он отказался от принятия метки, значительно возвысило его в глазах всех Гриффиндорцев. Удивительно было то, что его факультет продолжал уважать наследника рода Малфоев, несмотря на этот выбор. Странные эти Слизеринцы, они все аристократы, все из древних чистокровных семей, у них свои порядки, свои правила. Другие три факультета были отдалены от них, так как там учились как и полукровки, так и магглорожденные.
Смерть Люциуса избавила Драко от последствий своего решения, хотя Темный Лорд не прочь ему отомстить — отступников не прощают. Сейчас юноша единственный хозяин всего наследия Малфоев, его родители погибли, не дожив до позора сына.
Странно, Гермиона только сейчас поняла, что у него совершенно нет родственников, он одиночка, сирота…
Глаза Слизеринца вновь открылись, взгляд стал немного яснее, но лихорадка все равно не отпускала его полностью.
— Грейнджер? — хрипло выдохнул он.
Гриффиндорка слегка поморщилась, как она ненавидела слышать свою фамилию, срывающуюся с его уст. Это слово стало для нее равносильно страшному среди магов ругательству: грязнокровка.
— Да, я, — ответила она. — Тебе нужно отдыхать.
— Что ты здесь делаешь? — он решил продолжить допрос.
Гермиона безразлично пожала плечами.
— Мадам Помфри просила присмотреть за тобой, сама она занята.
Он не ответил, просто снова опустился на подушки и прикрыл глаза.
— Хорошо, — эти слова, сказанные, скорее всего, самому себе, Гриффиндорка с трудом расслышала. Она так и не поняла, чего здесь хорошего.

Наконец-то прошли четыре скучнейших дня. На следующее утро Гермиона должна была выходить из больничного крыла.
У Малфоя горячка уже прошла, болезнь вообще слабо его коснулась, он быстро приходил в себя. Девушка все больше поражалась “последствиям болезни”, так она решила это называть, Слизеринец перестал быть холодным и неприступным. Похоже, он даже забыл недавнюю ссору на зельях, когда она дала ему вторую в жизни пощечину… сам напросился.
Парень стал для нее загадкой, она не хотела ее разгадывать, но видимо, придется.

Драко сидел на кровати. Недалеко от него Грейнджер ухаживала за каким-то второкурсником. Глаза цвета расплавленного серебра хищно следили за девушкой — вот она, его добыча, совсем близко, а скоро станет еще ближе. Она уже попала в его силки, хотя сама того не осознает. Теперь ей не выбраться.
Взгляд перескочил на запястье, там был шрам, который вскоре исчезнет, но сейчас-то он есть. Эта эпидемия кори была как нельзя кстати, да еще то, что они оба заболели. Нет — это была не судьба — Слизеринец никогда в нее не верил. Помогала ему в сближении с добычей клятва, данная на крови и закрепленная порочной страстью, ему ли не знать, какую силу дают они: кровь и страсть.
Взгляд вернулся к Гриффиндорке, она, ощутив пристальное внимание, оглянулась, тут же встретившись с ним глазами. В карих глазах было непонимание и вопрос, но ответа она так и не получила. Поежившись, Гермиона вновь повернулась к второкурснику…
Надо действовать стремительно, не дав ей опомниться, если она привыкнет к переменам, заставить ее страдать позже станет труднее. Быстрота — единственное, что сейчас ему поможет осуществить задуманное, а самое главное — сейчас, пока вдохновение не спало, он должен все успеть.
Через неделю Хэллоуин — к этому времени она должна уже начать сомневаться в своих выводах о нем, а дальше пойдет все как по маслу, надо только перестроить свой образ в ее глазах. И не важно, что она проницательна и недоверчива, клятва поможет преодолеть все, так и раньше было.
Завтра она покидает больничное крыло… все к лучшему, она покинет его с изменившимся мнением о светловолосом Слизеринце, ее мнение уже поменялось, пусть слегка, но поменялось.
Гермиона снова подняла глаза на сидевшего на кровати парня. Наверное, она гадает, почему он на нее смотрит. Так пусть спросит.
И вправду, закончив с второкурсником, Гриффиндорка подошла к Малфою. Он молча смотрел на нее.
— В чем дело? — раздраженный голос.
— А что? Я просто смотрю, — Драко лениво подтянулся и опустился на кровать.
— Я не картина.
— Я это не говорил, но мне нравится за тобой наблюдать.
Она смутилась, он сразу это понял, но недолго подлилось это смущение.
— Пустая трата времени с тобой разговаривать, — напоследок кинула она.
— Ты даже и не пробовала, — спокойно возразил он, но Гриффиндорка уже уходила. Если она и услышала эти слова, то виду не подала.
Драко закрыл глаза — он не сомневался, что добьется ее. Любой бы посчитал безумием так доверять одной клятве, хоть и обагренной кровью, но Драко Малфой не был любым — он знал истинную силу обрядов, которые многие великие волшебники откровенно игнорировали.
Слизеринец давно узнал это. Еще за четыре года до поступления в Хогвартс семилетним мальчишкой он нашел в библиотеке книгу с названием “Обряды”. Она была покрыта толстым слоем пыли, ее наверняка не открывали не одно столетие — это доказывало, что сейчас ритуалам никто не верил и не интересовался. Сам Люциус посчитал эту книжку легким чтивом для глупцов и хотел отобрать у сына, но неотложные дела отвлекли его, не дав совершить задуманное.
Маленьким мальчиком Драко совершил свой первый обряд, соблюдая все каноны и правила, результат его порадовал, даже очень. И теперь, спустя десять лет, он не расстался с книгой, открывшей ему новый мир. Его знания о ритуалах значительно пополнились. На эту тему у Слизеринца в комнате, за шкафом, стоял десяток старых томов, каждый из них тщательно просматривался. Он собирал всю информацию, какую мог найти. Но книжка из библиотеки оставалось самой главной для него. Она открыла новый мир.
В одном томе он нашел таинство, которым воспользовался Темный Лорд, решив вернуть себе тело, в ходе обряда были допущены грубые ошибки, лишь удача помогла Наследнику Слизерина достигнуть цели. Это показывало, что известный Темный Лорд не брезговал ритуалами, но и не уделял им внимания… грубая ошибка, она его и погубит.
Сознание Слизеринца стало заволакиваться пеленой сна, а он и не сопротивлялся.

На следующую ночь Гермиона решила прогуляться на Северную башню. Так как она префект Гриффиндора, Филч не имеет права ее наказывать за позднее посещение башни. А прогуляться было ей необходимо. Она десять дней сидела взаперти.
Прихватив с собой дневник, девушка накинула теплую мантию и пошла по направлению к башне.
Там кто-то был. Это парень. Он даже без мантии! лишь белая рубашка, кажется, шелковая, и черные брюки были надеты на незнакомце. Неужели ему не холодно? Он слегка повернулся в ее сторону.
— Извини, — поспешно заговорила Гриффиндорка, — я не знала, что тут кто-то будет и…
— Грейнджер?
— Малфой! — ахнула девушка. — Что ты здесь делаешь? Тебе нельзя выходить из…
— Знаю, — раздраженно перебил Слизеринец. — Но я не гуляю по Хогвартсу, а просто поднялся наверх башни, мне не нравятся те комнаты у лазарета, слишком жарко, а я привык к холоду.
Гермиона нахмурилась.
— Тебе нельзя здесь находиться, — наконец, проговорила она.
— Я прихожу сюда уже пару ночей, с тех пор как пришел в себя. Не думаю, что сегодня что-то изменится, — он внимательно посмотрел на нее. — Если, конечно, ты сама не доложишь об этом учителям.
Слово “доложишь” он особенно выделил. Серые глаза неотрывно смотрели на Гриффиндорку. Она лишь фыркнула, а Драко тем временем продолжил говорить:
— Я часто здесь бываю, почти каждый раз перед сном прихожу на Северную башню, особенно зимой, когда здесь холодно.
— Невозможно любить холод! — воскликнула Гермиона. — Все его не любят.
— Значит, я не принадлежу к “всем”, — спокойно отозвался парень. Он-то понимал причину своей любви к зиме. Когда внутри горит терзающий огонь, только о холоде и мечтаешь.
Гермиона замолчала, не зная, что сказать. Следовало бы уйти, но она не могла это сделать, просто не могла.
— Это ненормально, — пробормотала она после долгого молчания.
— Хочешь сказать, что я ненормальный? — тут же отозвался Малфой, на его губах повисла усмешка.
— Нет, я… не это имела в виду, — замялась девушка. Он совершенно ее запутал. — Точнее, ты не ненормальный, ты просто не нормальный, — смутившись и совершенно запутавшись, она умолкла.
— Большая разница, — съязвил Драко. Он помолчал. — На самом деле я понял, что ты имеешь в виду.
Гермиона облегченно вздохнула, скованность постепенно уходила прочь из тела. В конце концов, когда она пришла на башню, то не знала, что встретит его здесь, можно и поговорить немного.
— Что это? — Слизеринец взглядом указал на тетрадку в руках девушки.
— Ничего, — слишком поспешно ответила она, крепче прижимая к себе дневник. — Просто тетрадка.
Он смотрел в сторону, куда-то в лес, его губ снова коснулась усмешка — ясное дело, не поверил… неважно.
Оба молчали, каждый думал о своем, и каждый не мог догадаться о направлении мыслей другого. Гермиона вновь почувствовала неловкость, захотелось оказаться подальше от этого места и от этого человека.
— Я пойду, — неуверенно проговорила девушка, он молчал. Она прошла несколько шагов и открыла дверь. Остановившись на секунду, она все-таки задала мучивший ее вопрос: — Тебе и вправду не холодно?
Драко неторопливо повернулся.
— Мне холодно, — просто ответил он, — но я люблю холод.
Быстро выйдя к лестнице, Гермиона захлопнула дверь — лишь бы не слышать его слов. Она побежала в гостиную, будто ее преследовали Упивающиеся Смертью. Почему он изменился? Он не такой.

Уже у себя в комнате девушка открыла чистую страницу дневника, принявшись записывать свои мысли. Она не станет записывать все, что происходило с ней в этот день, она лишь запишет то, что подсказывают чувства.

24 октября, 1997 год. Пятница.

Я не знаю, что происходит. Все изменилось после болезни. Я не должна была его встретить на Северной башне, но встретила. Как он вышел из тех комнат, ведь они окружены магией? Почему он вообще стал таким, чертов Слизеринец?!
Иногда я думаю, что ненавижу его больше всего на свете, особенно когда он издевается над Гарри и Роном, да и про меня не забывает. Может так оно и есть, но не сегодня.
Я слышала его слова про то, что никогда с ним не разговаривала… он прав, а сегодня мы поговорили. Кажется, я не должна верить, что он изменился, но хочется. Чушь какая-то! Если Гарри и Рон узнают мои мысли, то они не поймут меня. Страшно, мне действительно страшно… не знаю из-за чего.
Хотя… ночью, еще в этой комнате, когда я поняла, что больна, меня преследовало гнетущее беспокойство, тогда проснулся страх, и он до сих пор есть. Я чувствую, что что-то случится, и ужасно боюсь.
Сейчас мне хочется засмеяться, смех будет истеричным. Я боюсь, но не знаю чего — это глупо. Я ведь всегда была рассудительной, а сейчас что-то случилось.
Нельзя допустить перемен, они пагубны для меня… опять этот страх. Если кто-нибудь прочтет мой дневник, то поразится, насколько неуверенна я в себе, особенно сейчас.
Все считают меня сильной, но это только внешне. Меня легко сломать, но лишь в том случае, если проникнуть через внешний барьер. А сейчас через него проникли лишь два человека — Гарри и Рон, мои лучшие друзья, а не родители. Иногда жутко становится от понимания, что они могут легко меня сломать, их слова ранят больше всего, гораздо сильнее язвительных шуток Малфоя… прежнего Малфоя.
Но, в конце концов, я им доверяю. Для этого и существуют друзья, чтобы доверять им.

Гермиона закрыла дневник и положила его на тумбочку — все равно в комнату никто не может зайти. Она быстро приняла ванну и легла спать. Ее беспокоило то, что она написала в дневнике, потому что ранее страх не был так ощутим, только перенеся его на бумагу, она полностью его почувствовала. Что-то случится… что-то плохое.

Следующие два дня Гермиона провела в обществе друзей. Они сходили в Хогсмид. Перед Хэллоуином там продавалось много интересных вещичек, друзья собирались ими запастись.
Было весело, Гриффиндорка радостно улыбалась, ночной страх ушел вместе с тьмой ночи, теперь она была обычной семнадцатилетней девушкой, которая просто веселилась.
— Пойдем в “Три метлы”, — предложил Гарри.
— А где Джинни? — Гермиона недоуменно оглядывалась, ее подружка недавно стояла тут.
— Дин подходил, вот и увел ее, — отмахнулся Рон. — А ты куда смотрела, раз не увидела его?
Девушка пожала плечами.
— Так почему Ханна не пошла с нами? — вмешался Гарри, смотря на своего друга. — Мне казалось, что вы хотели провести эти выходные вместе.
Рон тут же осунулся. Гермиона осуждающе посмотрела на Гарри, который сжался под ее взглядом.
— Она не смогла пойти, — промямлил рыжий Гриффиндорец.
— Пойдет в следующий раз, — весело отозвалась Гермиона. — Идем в “Три метлы”.

В воскресенье вечером девушка просматривала учебники, она уже и раньше читала пропущенные за время болезни темы, нужно только их повторить. Сделать домашнюю работу было несложно, но все закончилось только к полуночи.
Спать не хотелось, девушку чуть ли не насильно тянуло на Северную башню… она долго не сопротивлялась.

Она пришла. Он знал, что снова ее увидит, он просто это знал, так почему бы не сказать ей об этом…
— Я знал, что ты придешь, — проговорил Драко, смотря вдаль.
— А я вот надеялась, что не встречу тебя здесь, — отозвалась Гермиона.
— Почему? — ее слова его совершенно не затронули.
— Не знаю, — она нахмурилась, — наверное, потому что мы разные, и то, что находимся в одном месте — это неправильно.
Драко хотелось смеяться. Она чертовски права — это неправильно, но то, что это неправильно, еще не значит, что этого не стоит делать.
— Ты слышала высказывание: противоположности притягиваются?
— Я не сказала, что мы противоположности, - слишком резко воспротивилась Гермиона. — Мы просто разные.
Глупая, глупая Гриффиндорка — она все еще пыталась сопротивляться, у нее нет шансов на победу в этой игре. Жаль, хотя зачем жалеть? Стоящая рядом с ним симпатичная девушка — чем она провинилась… ничем, но он хотел мести непонятно за что и непонятно зачем. Что она такого сделала, ведь есть и другие, кого он ненавидит гораздо сильнее, а выбор пал на нее?.. Может, причина в том, что она девушка, слабая и нежная как все женщины. Глупости! Женщины далеко не нежные цветки, у каждой есть шипы, главное суметь их обломать.
Драко повернулся, рука коснулась ее темных волос… та рука, на которой был шрам клятвы.
— Что… — она отстранилась. — Что ты делаешь?
— У тебя красивые волосы, — задумчиво выдохнул он, сделав вид, что и не заметил ее растерянности.
Она замолчала, он сумел смутить ее, как и пару дней назад.
— Спасибо, — тихо пробормотала Гермиона. И опять тишина, пока… — Я лучше пойду.
— До скорой встречи, — усмехнулся он в ответ. Дверь закрылась за ее спиной.
Она еще не знает, что мадам Помфри выпустила его из огражденных магией комнат, завтра он тоже должен присутствовать на уроках, они встретятся.
Драко неторопливо расстегнул рубашку, дав возможность холодному ветру ласкать тело — как приятно. Он простоял так полчаса, а потом пошел в подземелья, к себе в комнату. В гостиной Слизерина сидела какая-то девушка, он узнал в ней свою последнюю подружку.
— Драко! — она грациозно поднялась с кресла и медленно подошла к парню. — Медсестра сказала, что уже выпустила тебя, где ты был все это время?
— Гулял, — коротко и ясно.
Слизеринка не задала больше ни единого вопроса.
— Я соскучилась, — ее мягкие губы коснулись его.
Драко усмехнулся — вот он, порочный огонь, который терзает его, и опять сладкие муки Ада жаждут принять его в свои объятия, холода больше нет.
Слизеринец, подхватив на руки блондинку, понес ее к себе в комнату. Она стремилась быстрее избавить их от ненужной одежды, стремилась дотронуться до его обнаженного тела. Проворный язык прошелся по приоткрытым губам, девушка слабо застонала.
Ее изящные пальцы бродили по его спине, проводя невидимые дорожки, дыхание судорожно вырывалось из груди.
Драко неторопливо играл с ней, сильнее разжигая страсть. Это пьянящее чувство власти, она принадлежала ему, она была его. Тела сплелись, став единым целым, стоны становились громче, сладострастная мука терзала их обоих.
— Драко! — стон, долгий, вырвавшийся прямо из груди.
Именно его имя срывается с ее уст, когда она чувствует себя в раю, именно его она считает богом.
— Я люблю тебя, — засыпая, шепчет девушка, а он лишь легко улыбается.
Да, он знает, что она любит, иначе быть не может. И это знание пьянит — он может все.

Следующее утро застало Гриффиндорку в мрачном настроении, и виной этому была не болезнь, просто она опять мучилась беспокойством, оно грызло ее изнутри, сжимало в своих тисках. Опять стало страшно… что все-таки происходит? Это чья-то шутка? Но кто может так жестоко шутить…
Глупая… она еще не знает истинной жестокости…
Войдя утром в Большой зал, она первым делом увидела Малфоя, сидящего за столом Слизерина. Он со снисходительной улыбкой что-то втолковывал Креббу, его так называемому другу. С другой стороны от светловолосого Слизеринца сидела эффектная блондинка, которая, слащаво улыбаясь, проводила изящными пальцами по его светлым волосам, играя с прядями.
Как только Гермиона вошла в зал, он почти сразу же повернулся в ее сторону, будто почувствовал ее присутствие. Странная улыбка коснулась его губ, но Гриффиндорка, которая к этому времени отвернулась, не заметила ее.
— Гермиона, в чем дело? — спросил Рон, внимательно смотря на бледную подругу.
Девушка не стала скрывать правду.
— Кошмары, всю ночь, я с трудом заснула. Надо попросить у мадам Помфри снотворное.

День пролетел незаметно, и вскоре ночная тьма опустилась на Хогвартс. Опять ее мучает вопрос: идти или нет? Ей хочется увидеть его, но и хочется не видеть его, просто прийти на Северную башню и насладиться тишиной.
И она опять идет по коридорам, гадая — встретит ли в конце пути Слизеринца…
…Он там, все в той же рубашке и брюках, а дни становятся холоднее и холоднее, как он может переносить холод?
— Я думала, что ты еще несколько дней должен находиться в больничном крыле, — на этот раз Гермиона заговорила первой.
— Медсестра решила отпустить меня пораньше, — он никогда не называл мадам Помфри по имени, только медсестра, как и остальные Слизеринцы. Женщина из лечебницы — это обслуживающий персонал, зачем обращаться к ней с уважением? — Впрочем, она, наверное, поняла, что меня там долго держать не получится.
Девушка хмыкнула. Сильный ветер распахнул мантию, заставив поежиться, она быстро запахнула ее.
— Я все еще не понимаю, как у тебя получается стоять при таком холоде без верхней одежды, — жалобно произнесла она, прячась в нишу.
Он засмеялся и стал немного ближе к Гриффиндорке, заслоняя ее от ветра.
— Наверное — это дар, — проговорил Драко.
— Я не понимаю.
— И не нужно, этого никто кроме меня не поймет.
Гермиона почувствовала страх перед стоящим рядом человеком — он пугал ее своими словами… не такими как у всех.
Она проследила за его взглядом, обращенным к лесу, он был задумчив. Ей надо уходить.
— Я пойду, — не дожидаясь ответа, Гриффиндорка прошла к двери.
— До скорой встречи.
Дверь захлопнулась, и девушка быстро сбежала по лестницы на нужный этаж и вернулась к себе в спальню, где тут же достала дневник.

27 октября, 1997 год. Понедельник.

Он пугает меня почти так же как ночные страхи, но еще у него как-то получается притягивать к себе. Я каждый день хожу на Северную башню, и завтра мы опять там встретимся. Сегодня я поняла: не стоит думать, что не увижу его там, потому что он будет стоять на этой площадке каждую ночь. Я знаю, что он ждет не меня, он вообще никого не ждет…
Теперь все мысли о нем, его образ не дает мне покоя. Все происходит слишком быстро, я боюсь перемен, он не дает мне опомниться.
Я считала его высокомерным папенькиным сынком – но он разрушил это мнение, отказавшись от метки, я считала его холодным, сволочным Слизеринцем, но сейчас он и это разрушил… не до конца, но если не прекратить эти встречи, мое мнение о нем полностью изменится. Я боюсь, хочется все рассказать Гарри и Рону, но страх, что они не поймут меня и отвергнут, быстро затмевает порыв откровения. Может, стоит им сказать? Я не знаю… чертов Слизеринец меня полностью запутал, я не чувствую ненависти. Сейчас по щекам катятся слезы… нашла из-за чего плакать, но я плачу.
Надо заканчивать писать, а то на чернила попадет соленая вода, которая без остановки бежит по моим щекам. Мне страшно…

Гермиона захлопнула тетрадь и быстро прошла в ванную, где холодная вода смыла слезы. Спать, скорее лечь спать, чтобы не мучиться.

Утро. Он сидит в своей комнате и даже не думает о том, чтобы пойти на уроки. Ему нужно провести еще один обряд. Сегодня рано утром он сказал своей подружке, что не хочет ее видеть — она убежала, в глазах были слезы, но она не плакала… Слизеринка как никак. Возможно, слезы все-таки пролились, но он их не видел.
Драко достал ветхий том — его “Обряды”. Парню не составило труда найти нужный ритуал, он выучил книгу почти наизусть и знал ее как ничто другое. А сам обряд заключался в том, чтобы сохранить человеку жизнь. Наверняка его бывшая подружка попытается убить себя… Нет, он не жалел ее, просто ему не нужны проблемы. Дамблдор очень проницательный человек, он может все понять.
На обряд ему придется потратить целых два часа, он очень сложный… все-таки жаль его использовать для такого пустякового дела, но что поделаешь. Следы за собой всегда стоит заметать.
Хорошо, что все нужные вещи для этого таинства у него с собой. Драко и раньше его проводил. Это случилось тогда, когда он отказался от метки, то есть этим летом, где-то в середине. Темный Лорд был в ярости, он хотел его убить. Слизеринец в то время провел множество обрядов, чтобы спасти себе жизнь, скрыться от всевидящих глаз. Последняя часть лета была сущим кошмаром, но он выжил. К осени или ярость Темного Лорда утихла, или сыграл свою роль тот факт, что за него заступился Дамблдор — Драко уже не так опасался за свою жизнь. Пока он в Хогвартсе, ему ничего не грозит. Другое дело имение, в свое время Люциус выдал своему господину множество тайн, касающихся поместья, которое теперь следовало снабжать новыми заклинаниями. Впрочем, Слизеринец предпочел им обряды… они куда надежнее, но и магией он не побрезговал…
Теперь для ритуала все готово, надо воплощать его в жизнь…
Медленно, размеренно прошли два часа. Наконец-то он сможет отдохнуть. Драко с трудом дошел до кровати и завалился на нее… сон пришел мгновенно.

Поздно вечером Слизеринец нашел Снейпа, сочинив прекрасную причину отсутствия на всех уроках. Декан ему поверил… или сделал вид, что поверил, главное результат: он останется безнаказанным.
После разговора со Снейпом Драко поднялся на Северную башню. Опять холод. Он простоял там где-то час, когда дверь позади него тихо скрипнула… пришла она.
— Тебя не было на уроках, — тихий, мелодичный звук голоса быстро растаял, унесенный порывами ветра.
— Так получилось, — он не собирался ничего ей объяснять. — А ты заметила, что меня нет?
Драко знал, что если сейчас повернется, то увидит на ее щеках румянец смущения. Он не обернулся.
— На это обратил внимание Рон, — соврала она.
Лгала она правдоподобно, если бы Слизеринец не знал правду, то мог бы и поверить ей.
— А что нужно было от меня рыжему? — поинтересовался он, все еще не поворачиваясь к девушке.
— Сожалеет, что не над кем посмеяться, — резко ответила она, скорее всего пытаясь этим вызвать его на грубость.
Драко почувствовал ее страх. Хорошо, что она боится. Он повернулся.
— Значит, надо мной стоит смеяться.
Гермиона закрыла глаза. Слизеринец чувствовал ее желание уйти отсюда, но она не уйдет… не сейчас.
— Ты совсем меня запутал, - хрипло вдохнула она.
— Ну, я же плохой гадкий Слизеринец, как же иначе.
— Замолчи! — она закричала. — Я не хочу сюда приходить и больше не буду!
— Почему? — мягко спросил он.
Она убежала, но Драко знал, что завтра они снова здесь встретятся.
Он не стал долго задерживаться на башне. Неторопливым шагом парень спустился в подземелья. В гостиной Слизерина сидело несколько человек, среди них была и блондинка. Она подняла на него свои покрасневшие глаза, но ничего не сказала, лишь отвернулась.
Драко прошел к себе в комнату и достал один из томов, посвященных обрядам. Давно он не читал перед сном.

Весь следующий день Гермиона была сама не своя. Все время ей мерещился проклятый Слизеринец, весь день преследовал его образ, стоящий на башне. Друзья сразу поняли, что с подругой что-то не так. Но она отнекивалась, как могла, все отрицая.
С ней все хорошо, она в порядке.
Хорошо, что сегодня нет уроков, совмещенных с Слизеринцами, она бы их не выдержала. Ей нужно время, нужно куда-то уехать, чтобы избавиться от этого наваждения. Или… сегодня ночью она не пойдет на башню, никогда туда больше не пойдет.
— Гермиона, — за ужином сказала Джинни, — хватит утверждать, что с тобой ничего не происходит.
— Мы же видим, — поддержал Гарри. — И беспокоимся, что случилось что-то серьезное.
— Ты в последние дни сама смерть, — подхватил Рон, одновременно запихивая в себя еду. Пришлось ему все-таки научиться одновременно и есть и понятно разговаривать. — Да краше в гроб кладут! Мне это чем-то напоминает третий курс, ты и тогда была слишком бледная какая-то, изнуренная.
— Но сейчас-то ты не нагружаешь себя лишними предметами, — в беседу вновь вступила Джинни.
Все четверо поднялись со своих мест и пошли в гостиную. Гермиона молчала, молчали и остальные.
Зайдя в просторную Гриффиндорскую гостиную, они расселись в креслах.
— Так и не скажешь, что с тобой происходит? — спросил Гарри.
У Гермионы слезы на глаза навернулись — они ведь о ней беспокоятся, а она неблагодарная.
— Гермиона? — Джинни заметила слезы в глазах подруги.
— Я не могу вам сказать, — еле слышно прошептала девушка. — Не сейчас, дайте мне время.
Несколько слезинок скатились по ее щекам.
— Почему ты плачешь? — младшая из Уизли обняла подругу.
Гермиона не выдержала. Слезы хлынули потоком, прижимаясь к Джинни, она наконец-то дала им волю. Рыжеволосая девушка тихо поднялась с кресла и потянула старосту за собой. Скоро они оказались в комнате Гермионы. Подруги сидели на кровати.
— Успокойся, милая, — прошептала Джинни. — Что бы ни случилось, ты со всем справишься, ты же сильная.
— Только не с этим, — тихо ответила Гермиона, слез уже не было.
— В этом замешан парень?
— Да, — голос стал еще тише. — Но это не то, что ты думаешь. Мы просто… зря все это, я не хочу с ним видеться, но не получается, он как будто привязал меня к себе.
— Так значит, ты не беременна, — в голосе шестикурсницы звучало облегчение.
— Нет, конечно! — Гермиона возмущенно посмотрела на Джинни. — Как ты могла об этом подумать!
— Узнаю прежнюю Гермиону, — засмеялась девушка. — А что до того, как я могла подумать, так, наверное, я сильно испорчена. Завидую, — Джинни состроила жалобную гримасу, — черной завистью.
— Иди, испорченная, — со смехом сквозь слезы сказала Гермиона. — Я почти уверена, что тебя в гостиной ждет Дин.
— Конечно, ждет, — Джинни с деланным величием поднялась с кровати. — Он, кстати, тоже испорченный.
— Иди, — Гермиона улыбнулась. — Обо мне можешь не беспокоиться. Крестной тебе становиться еще рано.
— Ловлю на слове, — на прощание крикнула Джинни.
Как только девушка ушла, перед глазами Гриффиндорки вновь появился силуэт Слизеринца. Скоро ночь, но если она сейчас пойдет на башню, то успеет уйти оттуда еще до его прихода. Так она и поступит.
Накинув на плечи мантию, Гермиона осторожно спустилась в гостиную. Сказав Гарри и Рону, что пойдет прогуляться, она поспешила к башне.

Когда Драко поднялся, она уже была там. Прислонившись к зубцам, окружающим башню, девушка печально смотрела куда-то вдаль. Гермиона даже не обернулась, когда услышала скрип двери, потому что и так знала, кто пришел.
Слизеринец внимательно смотрел на нее. Она запуталась, была растеряна — это даже хорошо, легкая добыча, ему не составит труда ее побороть.
— Ты все-таки пришла, — первым заговорил парень.
Она молчала, но ведь вечно молчать нельзя… ей пришлось говорить.
— Я надеялась уйти до того, как ты придешь, — голос был тихий и подавленный.
Наивная глупышка! Она надеялась? Возможно. Как никак, надежда умирает последней. Но она знала, что дождется его.
Драко неторопливо подошел к ней и встал рядом.
— Я привык, что вижу тебя здесь, — произнес он. — Возможно, слишком быстро, но привык. Было бы странно, если бы я тебя не увидел.
— Нет!!! — Гермиона отшатнулась, будто рядом стоящий с ней человек был проклятым. — Нет, это неправильно, к этому нельзя привыкать, — она говорила так яростно, пытаясь заставить в это поверить в первую очередь себя, а потом его. — Это совсем неправильно.
Огонь иссяк, девушка замолчала, ее глаза печально смотрели на Слизеринца... Она ждала его ответа, ждала того, что этот ответ будет согласием, но он молчал.
Прошла минута, а может и больше, а она все ждала ответа, ее взгляд умолял согласиться с ней, чего делать Драко не спешил. Он хотел подождать, дать ей возможность истерзать себя сомнениями… и она терзалась… достаточно долго, чтобы начать сомневаться в своих словах и тогда…
— Ты действительно думаешь, что мы не должны видеться здесь? — спросил он тихо и совсем ненавязчиво.
— Я… — она отступила по направлению к двери. Глаза испуганно перебегали с парня на выход из башни. — Я действительно не знаю.
Драко видел, как Гермиона пятилась к двери, она уже рядом... Ей еще рано уходить, пусть потерпит немного. Он шагнул к ней:
— Тогда скажи мне, когда узнаешь, — прошептал парень ей на ухо. — А до этого приходи сюда, Гриффиндорка.
Она задрожала, он почувствовал ее дрожь через одежду, бывшую единственной преградой. На глаза девушки навернулись слезы страха, отчаяния и боли, она все еще не хотела сдаваться, хотя проиграла… у нее не было ни единого шанса на победу. Глупая, наивная... Она этого еще не поняла.
— Я буду приходить, — выдохнула Гермиона, ее рука сжала ручку двери. — Но только до тех пор, пока не скажу ответ.
Она, распахнув дверь, выбежала и быстро побежала по лестнице. Драко задумчиво смотрел ей вслед. Она его, эта глупая девчонка уже принадлежит ему, но нужно укрепить власть. Гриффиндорка не сможет противостоять ему, будет исполнять все его приказы, а потом он окончательно ее сломает… как игрушку, как фарфоровую куклу и на этих осколках будет праздновать свою победу.
Она первая, за кого Драко взялся всерьез — первая, но не последняя.
Холодный, пронзительный ветер беспощадно терзал тело юноши, но он не обращал внимания. Серые глаза были устремлены к такому же серому небу, но мысли пребывали рядом с Гриффиндоркой.
Моя милая и наивная, осталось совсем немного до тех пор, когда ты станешь унижаться передо мной. К несчастью… твоему несчастью, этого не избежать. Я уже чувствую власть над тобой, но она слаба. Каждую ночь ко мне приходит твой порабощенный образ, небывалое вдохновение течет сквозь меня, оно заключило в свой круг и не хочет выпускать. Я добьюсь конечной цели.
Какие приятные мысли приходят в голову. Интересно, сколько времени прошло с тех пор, как он остался один на этой башне? Наверное, много, но это не важно.
Драко вернулся в подземелья, такие сырые и мрачные, такие родные. В гостиной сидело несколько человек, среди них была и подруга детства — Паркинсон. Панси, жгучая брюнетка, с выразительными зелеными глазами кокетничала с каким-то шестикурсником. Увидев Драко, она приветственно кивнула, он ответил тем же, но к его удивлению Слизеринка одним кивком не ограничилась. Она, наскоро попрощавшись со своей “жертвой”, поспешила к Малфою.
— Решила вспомнить старого друга? — Драко усмехнулся.
— Мы никогда не были друзьями, — заметила она с улыбкой искушенной кокетки. — Друзьями были наши родители и нас вынуждали дружить.
— Да ну, — парень с ленивой грацией прислонился к стене, — а мне казалось, что ты не против со мной общаться.
Она снова улыбнулась.
— Конечно не против. Меня всегда тянуло к красивым людям.
Драко довольно улыбнулся… впрочем, Панси явно настроена серьезно… мужа что ли ищет? Родители-то мертвы, она сама теперь должна этим заниматься. Так дело не пойдет, он не собирается спешить обременить себя узами брака, если вообще это сделает.
— Польщен, — она собиралась еще что-то сказать, но Драко ее перебил: — я пойду к себе в комнаты.
Он уснул почти сразу, прочитав лишь пару страниц ветхого тома под названием: “Век ритуалов”, интересная книга, надо заметить.

Следующее утро было для Гермионы гораздо хуже предыдущего. До рассвета она металась по кровати, а сна не было ни в одном глазу. Проклятый Слизеринец, зачем он так с ней?
Вид в зеркале был слишком удручающим. Бледное лицо, круги под глазами, на голове… лучше промолчать, а завтра ведь Хэллоуин, сегодня решили устроить бал, надо подготовиться к нему. Она была рада, что не нужно идти на уроки — так почему-то решил Дамблдор, будет время заняться собой или хотя бы не испугать друзей своим кошмарным видом. Впрочем — девушка усмехнулась — она сейчас на самую настоящую ведьму как раз и потянет, такое же страшилище.
Чтобы исчезли круги под глазами, пришлось воспользоваться тональным кремом, совсем немного, чтобы он был незаметен, так же нужно было наложить немного румян, а ними лезть на самое дно чемодана — думала, что не пригодятся. Последним этапом было расчесывание волос и стягивание их резинкой. После всего этого девушка вновь внимательно посмотрела на свое отражение. Так-то лучше, почти как обычно, только вот глаза какие-то тусклые, совсем не блестят… будет она еще с глазами возиться, уж увольте.
Быстро одевшись, Гермиона спустилась в гостиную, где уже были Джинни и Гарри, которые — удивительно! — играли в шахматы и что-то обсуждали.
— Доброе утро, — девушка, постаравшись натянуть на лицо беззаботную улыбку, уселась в рядом стоящее кресло.
— Похоже наша староста решила вернуться к прежней активной жизни? — заметила Джинни, передвигая фигуры на доске. — Шах и мат, Гарри.
— Она играет даже лучше Рона, — пожаловался темноволосый парень Гермионе, признавая свое поражение. — Все, надо завязывать с этим.
Гриффиндорка довольно улыбнулась — у нее получилось обмануть друзей. Теперь надо продолжать себя так вести.
— Вы идете на завтрак? — позевывая, с лестницы спускался Рон.
Гарри фыркнул.
— Вы, мистер Уизли, на завтрак давно опоздали… обед скоро.
— Что? — встрепенулась Гермиона.
Взгляд Джинни вновь сделался подозрительным.
— А ты разве не знала?
— Конечно, знала! — слишком поспешно ответила староста. — Просто… просто я не думала, что обед так скоро, мне нужно было забежать в библиотеку, может, сейчас успею.
Не дождавшись ответа друзей, Гермиона выскочила из гостиной. Что за день! Она неторопливым шагом пошла в библиотеку.
Там Гриффиндорка отыскала книгу по Нумерологии и уселась читать.
Время пролетело незаметно, девушка оторвалась от книги лишь тогда, когда почувствовала сильный голод… обед она прозевала, придется идти на кухню.
Гермиона шла по коридорам, полностью погруженная в свои мысли. Книга помогла на некоторое время отвлечься, но сейчас, когда она уже не читала, сразу же вспомнился Слизеринец, о котором совсем не хотелось думать… что с ней происходит? Она не знала ответа, или не хотела знать.
— …и на Уизли наложили взыскание, — услышала она слова шестикурсника из Слизерина, это заставило ее остановиться на месте и прислушаться к разговору.
— Драко молодец, — согласился еще один Слизеринец. — Он самый хладнокровный человек, которого я знаю. Сохранит безразличие всегда… никогда не забуду выражения лица Поттера, когда Снейп сказал, что виновен Уизли и назначил рыжему идиоту наказание.
— Жаль, что Драко отказался от метки, он бы стал великим Упивающимся, гораздо лучше своего отца, — подал голос еще один студент со змеиного факультета. — Я слышал, он половину лета провел в бегах от Темного Лорда и выжил. До сих пор его уважаю.
— Его все уважают на нашем факультете, — усмехнулся его друг. — А с отказом от метки его немного зауважали и другие факультеты. По крайней мере, Рейвенкловцы и Хаффлпаффцы, Гриффиндорцы-то за Поттера, а они с Драко враги на всю жизнь. Сегодняшняя разборка лучшее тому доказательство.
Они опять устроили драку!
Гермиона решила, что кухня может подождать. Подумать только, ведь сегодня бал! Девушка чуть ли не бежала в сторону гостиной и как назло в кого-то врезалась.
— Смотри куда идешь, грязнокровка, — вставая и отряхивая одежду, выплюнула Панси. — Черт, я сломала ноготь!
— Я спешу, Паркинсон, дай пройти, — Гермиона не собиралась любезничать со Слизеринкой, которая в свое время здорово попортила ей жизнь.
— Из-за тебя я сломала ноготь, — зеленые глаза запылали гневом, во взгляде сквозило презрение, смешанное с ненавистью. — Чертова маггловская сучка!
Гермиона не стала выслушивать порцию ругательств в свою сторону. Отстранив Паркинсон, она побежала дальше, чувствуя, как спину ей сверлит злой взгляд полный ненависти.
Ничего, Слизеринка всегда найдет возможность отомстить проклятой Гриффиндорке…

Устало опустившись на кресло, девушка прикрыла глаза. Ну и где они могут быть? Впрочем, мест-то не так уж много: хижина Хагрида, Выручай-комната или библиотека… больше негде. Скорее все они у Хагрида, надо же кому-нибудь пожаловаться на Малфоя.
Гермиона нетерпеливо посмотрела на часы: через два часа ужин, там и встретятся, она не собирается повсюду за ними бегать словно нянька… а приходится. Гермиона невесело усмехнулась.

Когда Гриффиндорка пришла в свою спальню, ее преследовала мысль, что она о чем-то забыла, о чем-то важном. Но как девушка ни пыталась вспомнить, память нагло молчала. В таких мучениях прошел целый час, пока в комнату не зашла Джинни. Окинув подругу удивленным взглядом, она изумленно спросила:
— Ты что не готовишься к вечеру? Сегодня же бал!
Вот оно что! Она забыла о нем! Гермиона с силой сдавила виски. Что с ней происходит? Что…
— Гермиона, ты в порядке? — Джинни подалась вперед.
— Да, Джинн, я в порядке, — староста с трудом смогла выдавить невинную улыбку, которая, однако, не произвела на младшую Уизли должного впечатления. Она продолжала смотреть на свою подругу с прежним подозрением. — Ну, ладно. Я не в порядке. Теперь ты довольна? — не дав Джинни опомниться, Гермиона продолжила. — Это все Гарри и Рон, они опять поругались с Малфоем, я этого даже не видела. И еще не знаю, где они пропадают. Рону, кажется, наложили взыскание, но сегодня праздник и…
Взгляд шестикурсницы сделался хмурым и неприветливым. Сначала Гермионе показалось, что она избежит этой темы, но Джинни заговорила:
— Они сами виноваты, — резко бросила она, садясь в широкое кресло. — Пора бы уже привыкнуть к придиркам Малфоя, а Рон все никак не может на это спокойно реагировать. Гарри тоже хорош, нет бы остановить моего взбалмошного брата, так он сам хотел в драку полезть!
Гермиона откинулась в кресле, задумчиво смотря в потолок. Опять Малфой. Опять страх за… а вправду за что страх? За себя? Она никогда не боялась за себя, если говорить о смертельной опасность… нет, она, конечно боялась, но страх потерять друзей был сильней. А теперь она боится потерять себя. Но почему она боится?
Девушка откинула навязчивые мысли в сторону и вновь обратилась к Джинни.
— Значит ты все видела… расскажи, как это произошло, я хочу знать все подробности.
Джинн пожала плечами, и неохотно принялась рассказывать.
— Малфой за обедом был мрачнее тучи, это было заметно всем, — Гриффиндорская староста почувствовала неприятный укол сердца — это страх, но не за него, а за того, кто стал причиной его злости… бред. — Мы с ним встретились на выходе, он говорил что-то рядом стоящей Панси, я не слышала слов, но зато видела, как покраснел от злости Рон, он услышал их разговор, так как стоял ближе всех. Мы с Гарри и моргнуть не успели, как он двинулся к Слизеринцам, при этом грязно ругаясь. Малфой, естественно, начал над ним издеваться, ты же знаешь, как он это делает в последнее время: вежливый тон, а сами слова… от вежливости убить его хочется еще сильнее, раздражает ужасно. Ну, Рон и взбесился от его обыденных на первый взгляд фраз, Гарри тоже готов был последовать за моим братцем-идиотом. Но я заклинанием не давала ему двинуться с места. Снейп пришел буквально через две минуты. К сожалению, их было достаточно, чтобы окончательно вывести из себя Рона. Кребб и Гойл не смогли ему помешать, — Джинни хихикнула. — Видела бы ты их лица — единственное, что в этой истории радует… — она на секунду замолчала. — Рон разбил губу Малфоя, тот в ответ поставил ему фингал под глазом, — Гермиона удивлялась, как монотонно и безжизненно звучал голос “рыжей бестии” — так называл свою подругу Дин Томас — словно она произносила заученный текст. Гриффиндорка внимательно посмотрела на девушку — она, определенно, была либо зла, либо сильно расстроена. Вдруг в голосе Джинни зазвучал неподдельный гнев. — Они вели себя как мальчишки! Гарри не хотел, чтобы я тебе это говорила. Да, на Рона наложили взыскание… после того как он сможет выйти из больничного крыла. С Малфоем ситуация не лучше, но мне на него наплевать, а Рон… я никогда не видела, чтобы он так злился! Он даже Снейпа проигнорировал. А когда мы привели его в больничное крыло, все еще норовил придушить Малфоя, который был в соседней комнате. Что именно тот сказал на выходе из Большого зала, мы так и не узнали от Рона, он отказался отвечать на этот вопрос. Потом Снейп вновь подошел к нам, он провожал Малфоя в больничное крыло, в дверях стояло несколько Слизеринцев… — Джинни прикрыла глаза. — Он назначил Рону наказание: в течение этого месяца чистить подземелья под наблюдением Филча… Я думала, что Гарри Снейпа собственноручно растерзает. А Снейп будто и хотел, чтобы “любимец Дамблдора”, как он его назвал, тоже сорвался, он сам его провоцировал, Гермиона! Что сегодня за день такой, все как будто с цепи сорвались, ни Гарри, ни Рон, ни Снейп, ни даже Малфой не вели себя как обычно, да что там Малфой — ты тоже какая-то другая!
— Речь не обо мне, Джинни, — резко возразила Гермиона. — Кстати, ты-то к балу готова, а я нет, а еще в лазарет зайти надо. Я-то думала, они у Хагрида, как обычно после стычек с… с Малфоем. Гарри ведь с Роном?
Джинни в ответ только кивнула.

На балу Гермиона пробыла совсем недолго, лишь показалась — это нужно было потому, что она староста. Как только с официальной частью было покончено, девушка направилась в больничное крыло. Вид Рона нисколько ее не утешил, а Гарри своими словами лишь ухудшил настроение. Как она выяснила — Малфой все еще должен был находиться в крыле, а значит на Северной башни она его не встретит. Это к лучшему… после сегодняшнего. Встречи должны прекратиться. То, что случилось в обед, лишь тому подтверждение: такие, как он, никогда не смогут сотрудничать с людьми ее круга общения.
Так и не переодев бального платья, Гермиона направилась в башню. Она не взяла с собой ни теплого плаща, ни еще чего-либо, что помогло бы ей уберечь себя от холода. Ей хотелось почувствовать этот холод, который так привлекал Слизеринца… всего один раз, последний раз, когда она ночью поднимается на Северную башню. Его там не будет, а значит, теперь ее ничто не может удержать. Этот день даст возможность раскрыть крылья, вырваться из липкой паутины, потому что в месте, где они встречались, сегодня его не будет.
Эти мысли принесли долгожданное спокойствие, страх исчез. Окрыленная, Гермиона поднималась по лестнице. Вот и дверь, надо только ее открыть.
Тонкие пальцы обхватывают ручку и медленно ее поворачивают, слабый щелчок громом отдается в ушах девушки. Дверь открыта.
Леденящий душу ветер безжалостно треплет бальное платье. А в сердце снова страх… он здесь, он…
Гермиона подавила неожиданный порыв бежать отсюда, куда глаза глядят. Его тут нет, он в лазарете. А ее страхи вызвал холод и темнота.
Сердце жалобно сжималось в груди, пока она делала робкий шаг на незащищенную площадку. Немножко пройти и можно будет оглядеться, всего лишь пару шагов.
И она их делает, эти шаги, которые бросают ее в липкие сети… крылья обрезаны. Он здесь, этот ненавистный Слизеринец, который привязал ее к себе. Он стоит в дальнем углу площадки, сегодня плащ лежит у него на плечах. Какая ирония! Они поменялись местами. Гермиона пришла без верхней одежды, тогда как Драко захватил с собой плащ.
Страх, безосновательный страх, вынуждающий бежать, пока он не повернулся…
Слишком поздно…
Малфой с ленивой грацией повернулся в ее сторону. Глаза цвета свинцового неба с небывалым вниманием взирали на нее. Он неторопливо подходил к ней, а девушка отступала. Пока спина не коснулась шероховатой поверхности стены, заставившей тело содрогнуться от пронизывающего, словно тысячи кинжалов, холода.
Слизеринец загнал ее словно змея маленького кролика. В карих глазах плавал раскаленный страх, но он предпочел не обращать на него внимания. Гермиона зажмурилась, когда его рука коснулась пружинистого локона.
— Я ждал тебя, — тихо прошептал он, накручивая на палец прядь тугих волос.
— Ты не должен здесь быть, — сквозь сковывающий голос страх смогло пробиться одно предложение.
— Разве я мог пропустить встречу с тобой? — он усмехнулся. — Ты ведь обещала приходить, не так ли?
Мысли Гермионы заметались. Что… что сказать? Почему он так…
Девушка резко вздохнула и сразу же почувствовала, как холодный воздух проникает в легкие… как же холодно, надо уйти из этой башни навсегда…
— Мы не должны видеться, — выдохнула Гермиона. — И не будем, я больше сюда не приду, ты совсем меня запутал, этого не должно быть… а еще, — она бормотала что-то бессвязное, чувствуя, как слезы медленно начинают душить ее. Да что он с ней делает! Кем она стала за последние дни?!
— Ты больше не придешь, — Малфой… он еще не отпустил ее локон. Теплые пальцы словно ненароком коснулись холодной щеки. — Значит, так ты решила?
— Я…
Драко резко отошел от нее, подойдя к самому краю площадки. Теперь он видел только лес, полностью игнорируя присутствие девушки.
С замиранием сердца Гермиона смотрела на темный силуэт.
— Малфоя, я… — Гриффиндорка нерешительно подошла ближе. Почему она не уходит?! Ведь он ее не держит, не мешает своими вопросами. Замечательный шанс освободиться, почему она не уходит? Стоит и смотрит на него, такого холодного и неприступного.
Девушка нерешительно касается его плеча, рука дрожит от холода, но это не единственная причина.
Слизеринец опять поворачивается, окидывая ее взглядом.
— Красивое платье, но зачем ты пришла сюда без мантии?
Что она могла ответить на этот вопрос? — Хотела узнать, каково это — любить холод, вот и не надела… глупо.
— Я не знаю, просто так решила, — она смотрит в пол, не смея поднять глаза, словно провинившийся ребенок.
Зашуршала мантия, но Гермиона не обратила на это никакого внимания, пока теплая ткань не легла на ее хрупкие плечи.
Теперь карие глаза с изумлением смотрели на стоявшего перед ней юношу.
— Тебе ведь холодно, — ответил он на безмолвный вопрос, — а я как раз искал возможность от нее избавиться.
— Спасибо, — она продолжала внимательно смотреть ему в глаза. — Почему после обеда ты сцепился с Роном?
Если Слизеринца и удивил этот вопрос, то он не подал виду.
— Зачем тебе знать ответ, когда я сам его еще не полностью осознаю… Уизли сам решил, как закончится наш спор.
— Спор! — невольно возмутилась Гермиона. — Теперь это называется спором! Рону придется месяц ходить на наказания…
Легким прикосновением пальцев к алым губам он заставил ее замолчать. Слизеринец ненавязчиво повернул девушку к лесу. Теперь он стоял позади нее.
— Я помню, как боялся этого леса на первом курсе, боялся его долго, но страх ушел, — его губы почти касались ее уха.
— При чем здесь…
— Страх ушел внезапно, — он продолжал шептать малопонятные для Гермионы слова. Она отключилась от внешнего мира почти сразу.
Сквозь туман она чувствовала, как на талию легли сильные руки, а его губы все продолжали завораживающе шевелиться. Гермиона откинула голову на плечо Слизеринцу. Теплое дыхание приятно щекотало шею…

Очнуться от сладкого забытья девушке помогла наступающая заря. С уходом ночи разум вернулся.
— Я должна идти, — неуверенным, осипшим голосом прошептала Гермиона.
Над ухом раздался серебристый смешок.
— Пожалуй ты права, уже рассвет, — Драко неторопливо убрал руки с талии девушки. — Полагаю, я должен сказать спокойного утра?
Гермиона растерянно заморгала.
— Что?… Да, конечно… — она замялась. — Я пойду.
— До скорой встречи.
Она не помнила, как добралась до своей комнаты и уселась за стол. Раскрытый дневник лежал перед ней, готовый для новой записи. А написать нужно было многое…

31 октября, 1997 год. Пятница.

Не знаю, почему я написала это число, хоть уже давно минула полночь, трудно считать ночь уже следующим днем, но для меня именно сейчас Хэллоуин…
Опять я чувствую, как слезы наворачиваются на глаза, а боль терзает тело… это не только слова — это быль, суровая быль. Сегодня я думала, что смогу освободиться, но все оказалось иначе. Целый день прошел как в бреду, и лишь к вечеру появилась надежда, которая быстро разбилась вдребезги.
Когда Рон поругался с ним, я думала, что не увижу его…
Черт! Как запутались мысли, пока я бежала из башни сюда, то знала, что буду писать, а теперь… а теперь растерянность.
Мы целую ночь простояли на Северной башни, и мне было хорошо там, с ним. Но ведь это неправильно, мы враги, я знаю, что должна прекратить эти встречи, но не могу… и не смогу.
Я не смогу… чертовы слезы, они опять капают на пергамент, надо успокоиться, обязательно………
Почему я теперь такая? Слезы наворачиваются на глаза, как только думаю о нем, а теперь это происходит слишком часто. Почему он! Я не знаю, что этот чертов Слизеринец со мной сделал! Хочется кричать, но этого крика никто не услышит, никто не поймет. Я не могу быть с ним, но я и не могу быть без него. Странно это… и страшно…
А ведь теперь я знаю, чего боюсь. Я сразу поняла, как только увидела его вновь стоящего на башне.
Я боюсь за свою свободу, это ее он отнимает. Но плохо ли мне без нее будет? Малфой жесткий человек, но со мной он в последнее время другой… Мне нравится проводить с ним время, мне нравится его присутствие…
Что я пишу!
Как будто я разделилась на две половинки, одна из них хочет быть с ним, другая боится его, сторонится. С горечью я осознаю, что второе мое Я разумнее чем то, что хочет быть с этим Слизеринцем… он ведь учится на факультете Салазара Слизерина!
Это предательство по отношению к Гарри и Рону, я предаю их, ходя каждый день на встречи с ним. Даже двое самых дорогих мне людей не могут повлиять на мои решения теперь. А ведь они единственные, кто мог бы это сделать. Или он теперь дороже их?.. Какой бред, хочется разорвать этот листок, но… я этого не сделаю. Когда я завела дневник, то решила, что буду писать там всю правду, даже если эта правда мне не нравится.
Должна ли я рассказать им или нет? Они ведь не поймут. Придется все скрывать, я боюсь, что, узнав правду, Гарри и Рон отвернутся от меня, боюсь остаться без них.
Я стала слишком доверчивой, ведь теперь и Джинни для меня много значит, конечно не столько, сколько ее брат или Гарри, но и она для меня много значит…
Надо заканчивать писать, а то это все уже похоже на лепет младенца, на детские проблемы… если бы так!
Я расскажу Гарри и Рону правду, но не сейчас. Слава Мерлину, я всегда правдоподобно обманывала, хоть и ненавижу лгать…

Захлопнув тетрадку, Гермиона отодвинула ее подальше. Ей совершенно не понравилась запись, сделанная сегодня. Это было так на нее не похоже.
Девушка устало прикрыла глаза, спрятав лицо в руках. Нужно выспаться, утром она проснется и поймет, что все это страшный сон… да, именно так и будет.
Гермиона быстро приняла ванную и залезла в теплую кровать. Желанный сон пришел мгновенно, но будет ли утро радостным?..

После Кануна Дня Всех Святых прошла уже неделя. В права вступил дождливый ноябрь. Почти каждый день свинцовое небо одаривало обитающих на земле новой порцией холодного ливня. Но эти дожди совсем не мешали двум темным силуэтам в ночи встречаться на Северной башне.
Холодные ветры наблюдали за странной парой, слушали их беседы, которые были иногда короткими, а иногда… иногда две фигуры проводили на башне всю ночь. О, эти странные люди, им не понятно то, что видят ветры или дождь, или деревья. Для сил стихий жизнь человека, будто раскрытая книга, все их желания, все мучения как на ладони.
Этот светловолосый юноша, он опасен для них, людей, особенно для девушки, стоящей рядом с ним. Его желания очевидны, боль и мука ожидают идущих рядом с ним. Девушка, этот наивный, только что расцветший цветок, завянет на глазах, он ее сломает, переломит хрупкий стебелек одним ненавязчивым движением руки. И этого не избежать.
Ведь сегодня они опять здесь…

Драко внимательно следил за Гермионой, изредка ежившейся от холодного ветра. Да, ей было холодно, но она продолжала сюда приходить. Она приходила из-за него. Гриффиндорка уже полностью принадлежит ему, пусть и не телом, но и это скоро произойдет. Она еще пытается делать вид, что ничего не происходит. Но он-то видит как загораются ее глаза при встрече с ним, как она пытается ненавязчиво убедить друзей, что он другой. А эти друзья все сильнее беспокоятся за подругу… скоро беспокойству придет конец, они узнают о ее предательстве и отвернутся от нее, а он лишь воспользуется моментом, чтобы утешить влюбленную Гриффиндорку… влюбленную в него. И все-таки она сильная, никогда он не встречал такого сопротивления своим же желаниям… но и сильных ломают, только надо найти подход.
— Когда ты перестанешь задирать моих друзей? — ее голос звучит недовольно.
А он уже успел забыть о сегодняшней стычке в коридорах Хогвартса.
— Я ничего не делал, — Драко поворачивается к лесу. Пусть она сама сделает выводы из этого ненавязчивого движения.
Реакция не заставила себя ждать.
— Малфой, — она еще не может произнести его имя вслух, хотя ей хочется, он это знает. — Малфой, послушай, мне надоело каждый раз находиться между двух огней. Надоело все скрывать.
— Я тебя здесь не держу, — он резко поворачивается и успевает заметить, как гневом вспыхивают ее глаза.
Но это мимолетный порыв, и вот она вновь в его власти. Карие глаза наполняются слезами, она порывается уйти из башни, но он ее задерживает, схватив за плечи.
— Ты не понимаешь, чего требуешь, — Драко говорит тихо, но он знает, что стоящая рядом девушка слышит каждое слово. — Послушай, ты можешь представить, как будет выглядеть, что я прохожу мимо Поттера и мило ему улыбаюсь? Знаю, что ты не это имела в виду, и я не могу тебе обещать, что подобного сегодняшнему не повторится, но могу пообещать постараться, — он усмехается, — вести себя приличнее.
Несколько слезинок скользят по ее щекам, но она улыбается через силу.
— Спасибо.
Гриффиндорка в порыве благодарности обнимает его. Он, не медля, обхватывает руками ее талию и зарывается лицом в мягкое облако темных волос.
— Ты пообещал, — спустя пять минут шепчет она, отстраняясь.
— Конечно.
Гермиона приподнимается на цыпочки и слабо касается его губ своими мягкими, как лепестки роз, губами… их первый поцелуй.
— Я пойду.
— До скорой встречи, — они всегда так прощаются.
Она ушла, а он все еще стоит на башне, где холодные ветры атакуют со всех сторон. Рука быстро касается губ, по которым скользит легкая улыбка, вкус победы пьянит. Очень скоро он приступит ко второй части клятвы… очень скоро.
Драко спускается в подземелья и заходит в гостиную. Уже в который раз за последние две недели к нему подходит Панси Паркинсон.
— Почему такой довольный вид? — лениво облокотившись на кресло, интересуется она.
— Причин много, — Слизеринец окидывает ее оценивающим взглядом. Он уже больше недели спит один, пора это исправлять. — Ты чем-то занята?
Глаза темноволосой девушки хищно вспыхивают, она уже знает, что последует за этими словами… как тривиально…
Уже у него в комнате они полностью обнажены. Красивые тела сплетаются в эротическом танце, стоны наслаждения часто вырываются из груди девушки, им вторят хриплые стоны юноши. Воздух пропитан страстью и болью адского наслаждения… они горят в Аду своего желания, оба… особенно он, предавший первый поцелуй невинной девушки на ложе своего вожделения.

--->